Недавно я узнала о судьбе семьи Ивана Михайловича Киви, жившей в дальневосточном селе Лифляндии. В книге Е.Н. Чернолуцкой «Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в 1920-1950-е гг.» (изданной в 2011 году дальневосточным отделением РАН) между прочих историй мигрантов рассказывается и об их семье.
«Семья И.М. Киви, жителя с. Южная Лифляндия Шкотовского района Приморского края, оказалась среди многочисленных жертв политических репрессий 1930-х гг. На ее долю выпали и принудительные переселения, и аресты, и расстрел. Глава семьи Киви Иван Михайлович (около 1883 г.р. — ЕБ), уроженец Эстонии, приехал в Приморье в конце XIX века, во Владивостоке получил образование, работал почтовым служащим. Мать Антонина Осиповна, уроженка Подольской губ., попала во Владивосток в начале ХХ в. Здесь они встретились и поженились, родили четверых детей. В годы Гражданской войны из Владивостока перебрались в д. Лифляндию. В 1933 г. Ивану Михайловичу было отказано в выдаче паспорта с приморской пропиской в связи с тем, что, по данным НКВД, он в 1929‑1930 гг., будучи председателем сельсовета, «…скрывал кулаков и саботировал хлебозаготовки». Семья вынуждена была уехать в Горьковский край, но в 1935 г. ей удалось вернуться на прежнее место. Однако в 1938 г. Иван Михайлович и его сын Михаил в числе большой группы других жителей села Лифляндии были арестованы и обвинены в «контрреволюционной, шпионской, повстанческой деятельности». Отец был расстрелян, но сыну посчастливилось дожить до окончания Большого Террора, когда дела арестованных пересматривались. Несмотря на то, что обвинения не подтвердились, М.И. Киви после 1,5-летнего тюремного заключения был приговорён к ссылке в Якутскую АССР сроком на 3 года, где он и остался проживать. Мать Антонину Осиповну с дочерьми в 1939 г. занесли в списки на выселение из Приморья как «неблагонадежный элемент», однако краевая «тройка» не утвердила это предложение, вынеся резолюцию: «Оставить»».
Иван Михайлович Киви упоминается в «Посемейном списке жителей Лифляндии на 1907 год» в составе семьи Петра Андреевича Киви (№ 75) как старший сын Михаила Андреевича – брата главы семьи. Ниже приведены выдержки из писем младшей дочери Ивана Михайловича Киви — Клавдии Ивановны Щегоцкой (в девичестве — Киви), в которых она делится с Е.Н. Чернолуцкой воспоминаниями о своей семье. Клавдия Ивановна получила среднее образование во Владивостоке, закончила Хабаровский пединститут, работала там же преподавателем немецкого языка, позже — заведующей кафедрой. В 1946 г. вышла замуж за военного врача, имеет сына и дочь. В 1967 г. семья переехала в Луганск.
Из писем К.И. Щегоцкой
Антонина Иосифовна Киви.
«…Отец ( — уроженец Эстонии. Во Владивосток приехал в конце 1890‑х гг. Там закончил гимназию (6 классов), там и дослужился до почтового чиновника, до заместителя начальника почтамта. Там же встретил мою будущую мать Юзефович Антонину Иосифовну — продавщицу газет на железнодорожном вокзале. Родом она из Молдавии (на границе с Украиной), отец имел мельницу, польский еврей. Проиграл все в карты и застрелился. Детей было много, мать — одна из младших, была отдана «в люди». Когда подросла, ее забрала сестра, а потом ездила по всей стране за братом железнодорожником. Так доехала до Владивостока и нашла своё горькое счастье. Папа получал 40 руб., мать брала квартирантов со столом. Жили они года до 1921‑го в городе, а потом переехали к родителям отца в Южную Лифляндию. Мать работала в колхозе до 1948 г. Потом жила со мной в Хабаровске, где и похоронена. Страдала гипертонией, имела два инсульта. Пережить все, что ей досталось — удивительно, что дожила до 67 лет. (…)
О высылке 1933 года. Мне было 11 лет. (…) Мы тронулись в путь в Горьковскую область. Отец устроился на завод, дети — в колхоз, даже получили квартиру. Отец был грамотным, написал в Москву, как тогда говорили, Калинину и вскоре получил разрешение вернуться. Отец, Михаил и старшая сестра вернулись, а мама, брат и я остались выжидать — действительно ли все будет хорошо. Брат Геннадий остался в Горьковской области, а мы через некоторое время вернулись. (…) После ссылки мы жили поначалу на квартире, потом вернулись в свой дом, но в одну половину, а вторую занимала другая семья. Матери стоило много нервов, пока они не освободили эту часть квартиры. (…)
1938 год принес новое горе в нашу семью — 15 марта арестован отец, 26 марта осужден к смертной казни, в мае расстрелян. Пыток не вынес. 21 мая 1957 г. реабилитирован. (…) В 1938 г., когда приезжала в село (в Южную Лифляндию, — ЕБ) бригада НКВД за новой партией несчастных и оклеветанных, мать убегала с узелком в лес или куда‑нибудь на сарай, пока машина не уедет. Так поступали многие женщины. Маме достались тяжелые переживания. (…)
В конце августа 1938 г. был арестован и брат — Михаил Иванович. Был он активистом, парашютистом (это было в моде), работал мотористом на рыболовецком катере. Когда его арестовали, ему было 22 года, молодой цветущий парень. (…) Вначале истязали и били. Женщины наступали каблуками на мизинцы, били в пах. В камерах было так много человек, что не хватало места ночью всем лечь. Потом все изменилось. Его новый следователь сказал: «Михаил, я знаю, что ты не виновен. Но твой отец подписал, что ты вместе с ним шпионил». В камере с ним сидело много умных людей. Научных работников. Вспоминал о них с большим уважением и благодарностью за школу. Михаил вернулся из ада через 18 мес., был сослан в Якутию на три года. Увиделись мы с ним на Партизанском проспекте во Владивостоке (там находилась городская тюрьма – Е.Ч.) Свидание перед отъездом в Якутию. Передо мной сидел абсолютно жёлтый худой человек, голоса его я не узнала. Когда надсмотрщик отвернулся. Он быстро открыл беззубый рот – выбили.(…)
Путь в Якутию был тяжёлым, ехали в открытых машинах. Стоя на коленях. Обращение с ними было очень грубое. Остановился в г. Алдане. Работал сначала дворником. Ему, ещё молодому, стыдно было поднять глаза на прохожих. Квартировать начал с конюшни, спал рядом с лошадьми, обогревался от них, пока добрый человек не поверил ему, дал работу и угол для житья. Выкарабкался, научился шоферить. (…) Обморозил руки – оказался в чужом краю без хлебной карточки. Без больничного, так как отказался от операции по ампутации пальцев. Вылечила женщина травными отварами, делилась последней картофелиной, остался с руками. Работал шофёром, зав. гаража, экспедитором, но всё на машине. Работал на золотых приисках в пос. Ленинском под Алданом. (…) Помогал мне учиться. Всё просился на фронт – смыть пятно, но не взяли. Женился на такой же ссыльной, но лучше устроенной. Жил хорошо. Имел и квартиру, и машину, и северные. У них двое детей: сын стал лётчиком, дочь – педагогом. Уехали в начале 1970-х гг. в г. Майкоп, где их организация построила свой кооперативный дом. (…) в 1989 г. умер от инфаркта…»